— Вы участник симфонического оркестра musicAeterna, вы играли со многими известными дирижерами, по сути представитель типичной академической среды. Как случилось, что академический музыкант создал проект современной музыки?

У меня несколько проектов, которые объединены в такую концептуальную конструкцию, которую я называю «Лаборатория альтернативной истории музыки», где я разрешаю себе разные эксперименты. Я долго вынашивал внутри себя историю соединения современной музыки со старинной, по сути с музыкой Средневековья. Точнее сказать от Средневековья до раннего Возрождения, когда зарождалась полифония. И мне хотелось соединить это с импровизационными жанрами, условно джазовыми, я говорю условно, потому что это гораздо шире. Эти два мира — старинной музыки, и мир, назовём его грубо, постджаза, в культуре максимально отдалены друг от друга. И тем не менее по своей сути они очень близки, потому что средневековая музыка подразумевает импровизацию. Как в джазовом стандарте текст пишется на страницу, а стандарт можно играть 20 минут, также в средневековой музыке пишется хорал, дальше на этот хорал накладывается импровизация. Это не отсебятина, она создается по определенным законам. Это все надо знать, изучать эти правила, специфику той страны и того времени, когда хорал был написан. И в этом смысле это очень схоже с джазом — ощущение грува, особое ощущение ритма, которое ушло в классической музыке на второй план после французской революции, в романтический период. И получается, что есть огромная зона общего между этими разными мирами, но тем не менее, они не могли встретиться, потому что между ними существует этот рубикон романтической культуры, который ни одни, ни другие, как правило, не пересекают. Но сейчас все меняется, мы становимся более дерзкими и мы готовы устроить встречу этих двух миров.

— Импровизация, несмотря на то, что в этом слове заложена свобода, все равно строится по законам, как это работает здесь?

Конечно, это нельзя грубо напрямую соединить. Здесь есть такие сложности и тонкости, которые нужно очень хрупко сращивать. Играть кларнетисту и гитаристу в средневековой стилистике очень сложно, это абсолютно другой язык. Это не просто близкие языки, как, например, французский и итальянский, это как французский и арабский или китайский. Отличается и владение ритмом, и ощущение сильных долей, ощущение прикосновения к нотам. Если музыканту просто дать ноты и сказать, давай играй линию григорианского хорала, ничего не получится, потому что как раз вся тонкость и красота этой музыки в его игре не сохранится. Мы ищем тот небольшой угол, под которым можно войти в это запрещенное пространство. Связующим для всего являются четыре основных жанра, которые тоже хорошо, как кубики лего, склеиваются между собой: это нойз, эмбиент, техно и арт-рок. И правильная балансировка этих жанров позволяет поместить туда фрагменты, элементы старинной музыки и на этой ткани срастить одно с другим. Она там как будто начинают мерцать. Помните, Антонио Гауди разбивал плитку, и потом заново её пересобирал? Мы создаем примерно такой же эффект, только в музыке.

— Какие инструменты и технику вы используете?

Я играю на бас-кларнете, Дима Максимов на бас-гитаре, и мы используем электронные инструменты, это семплеры, синтезаторы, процессоры эффектов, луперы.

— И тогда очень важный вопрос про музыкальный материал. Что стало основой?

Я использую хоралы и очень часто анонимные. Потому что чем дальше в эпоху, тем меньше мы знаем авторов. Указывать авторство было неприлично. Хоралы писали монахи, и у них была другая философия, не индивидуалистская, как сейчас. По их мнению, музыка принадлежала Богу, они были лишь проводниками. И только в эпоху Возрождения, когда к человеку стали относиться как к венцу творения, стали в большом количестве появляться авторы. Мы используем хоралы, но скажем так, осколки хоралов. Я не могу сказать, что мы будем исполнять хорал, мы будем ориентироваться на него. Да, мы можем его сыграть. Может быть, мы сыграем, может быть, нет. Все как в джазовом концерте — импровизация. Моя преподавательница по гармонии говорила, что плохая импровизация, когда у тебя три шаблона в кармане, а хорошая, когда у тебя 300 шаблонов.

— Зачем для этого все же нужна электроника?

Это просто более гибкая структура. До изобретения электронных инструментов нужно было управлять оркестром. Нужно было быть дирижером. Сейчас ты можешь поставить аппаратуру, ты можешь использовать запись, управлять скоростью этой записи, высотой тона этой записи, управлять несколькими линиями голосов, и для этого не нужно большое количество людей на сцене. Это и облегчает, но это и усложняет, потому что машина — не человек. В ней нет этого творящего элемента, поэтому использовать только электронику невозможно.

— Как простыми словами объяснить название «Basso Ostinato»?

Это музыкальный термин. По сути это бас, который постоянно повторяется. Ostinato — это репетитивный, не меняющийся бас. Если совсем простыми словами, то когда бас в левой руке играет одну и ту же гармонию, а в правой руке гармония меняется, но она создается на этом постоянном, настойчивом, одинаковом басу.

— Это концерт на крыше. Как вы задействуете пространство?

Это, с одной стороны и вся суть нашего проекта — вы слушаете музыку, но не в концертном зале, а в абсолютно другой обстановке. Я хотел здесь сконцентрировать внимание на закате, и вместе со зрителями в какой-то момент остановиться, вместе стать наблюдателями, осознать этот источник вдохновения.

Мне кажется важным снять некое противостояние между условно академической средой и современной музыкой, сломать этот барьер. Тех, кто не вовлечен классическую музыку зачастую она отпугивает, во-первых, сложностью, а во вторую очередь формой. В классической музыке самое главное — содержание, форме уделяется очень мало внимания. А для молодого поколения форма очень важна. Форма их определяет: я надел широкие штаны, значит, я модный, я надел косуху — я люблю рок, я надел кепку или майку большого размера — я люблю рэп. Форма маркирует тебя. Соответственно, если я вижу что-то, что не маркировано, я как бы автоматически это воспринимаю как чужеродное и не прохожу внутрь. А академические музыканты зачастую живут в каком-то собственном пространстве, в своей капсуле, они творят в рамках своего собственного мира и им этого достаточно. А мир реальный снаружи стучится (смеется). Он хочет, чтобы с ним коммуницировали. Как коммуницировать с этим миром, как установить эту связь? Этого мы и стараемся достичь, найти этот общий язык, найти хотя бы несколько общностей. И наш проект задуман как свободный переход в этот мир классической музыки, потому что там много красивого, свежего, крутого, классного, но на слово никто не верит. Молодые люди не любят верить на слово, они любят пробовать на зуб. Вот мы и даем им пробовать.